Досье
Николай Егоров
Родился 27 мая 1923 года в Грозном.
Спортом начинал заниматься в Грозном.
Участник Великой Отечественной войны, ее начинал в 1942-м, закончил в 1944-м.
Выпускник Грозненского военно-пехотного училища.
Воевал на Юго-Западном, Западном, 2-м Прибалтийском фронтах.
Пехотинец, командир взвода разведки, командир роты, начальник штаба, командир стрелкового батальона, первый помощник начальника штаба стрелкового полка.
Майор в отставке.
Награжден орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, 22 медалями.
Член Союзов писателей и художников России.
Выпускник факультета журналистики Московского государственного университета, Высшей партийной школы при ЦК КПСС.
Журналист. Работал в газете «Грозненский рабочий», журнале «Дон», главным редактором художественных программ Ростовского телерадиокомитета.
Писатель. Автор более 40 книг прозы и стихов. Среди них - военные повести «Осенние костры», «Как трудно сказать «прощайте», «Взять любой ценой», «Операция «Дозор», «Всадник на одном коне»», стихотворный сборник «Трилистник» и многие другие.
Лауреат литературных премий имени Михаила Шолохова, Виталия Закруткина, Алексея Недогонова.
Умер 8 апреля 2018 г. в Ростове-на-Дону.
- Если бы не война, я наверняка пошел бы учиться в институт физкультуры, - вспоминает Николай Матвеевич. - Она, треклятая, с одной стороны все перевернула, с другой - определила совсем иной жизненный курс.
Мой родной город - Грозный. Зеленый, уютный и удивительно спортивный. Судите сами. Грозный, будучи куда меньше Ростова, имел три стадиона, велотрек, открытые плавательные бассейны. Сюда охотно приезжали видные команды, скажем, достаточно именитое футбольное ростовское «Динамо», его, кстати, грозненцы обыграли, лучшие волейболисты Советского Союза. У динамовцев запомнился быстрый крайний форвард Сергей Домбазов, у волейбольной сетки царили невероятно популярный Константин Рева, выпрыгивающий над ней едва не по пояс, заводной Щагин, тоже звезда союзного калибра. У женщин выделялась Александра Чудина, у которой в спорте все горело в руках - она, кроме волейбола, прыгала в длину, высоту, устанавливала рекорды, представляла Союз на Олимпийских играх.
Среди местных знаменитостей - чемпион СССР по гранатометанию (существовал и такой вид) Большаков, волейболист и бегун-спринтер Алексей Еськов, отец тех самых Игоря и Алексея, прославивших потом Ростов один в гандболе, второй в футболе. Кстати, и его жена, мать этих ребят Нина, прекрасно играла в волейбол и баскетбол. Характерно, большинство учителей в школах сами были действующими спортсменами, скажем, мои школьные наставники Петр Зароза входил в сборную города по футболу, Николай Рубан - по штанге.
Сам я по сути «многоборец» - увлекался одновременно боксом, гимнастикой, имея здесь хорошие разряды, стрельбой, городками, бегал военизированные кроссы. Интересно, в спортпрограмму тогда входили сейчас диковинные дисциплины - дуэльная стрельба, поднятие штанги одной рукой, плавание на боку. Все хотелось попробовать.
У меня, выходца из небогатой семьи, имелось три увлечения - спорт, стихи и прозаические наброски, а также рисование и лепка всяких фигур-скульптур.
Одна из начальных проб пера - критическая заметка о неполадках на стадионе Динамо», в частности, в том зале, где позже сделает первые шаги королева гимнастики Людмила Турищева.
Нужно заметить, Грозный имел абсолютно интернациональный характер. Мирно уживались рядом русские, армяне, чеченцы, ингуши, кроме того евреи, эстонцы, латыши, неведомо как сюда попавшие немцы.
Помню даже смешное. Мой товарищ чеченец Хасан Тутиев приходил к нам домой специально тайком поесть... свиной колбасы, что запрещалось исламом. Нужно сказать, чеченцы и ингуши народ сам по себе незлой, трудолюбивый. В голодные тридцатые горцы привозили в Грозный кукурузную муку, фрукты, орехи, недорого продавали, чем горожане как-то подкармливались.
- 22 июня 1941 года я с товарищем отправился с утра побегать в окрестностях, - продолжает свой рассказ Николай Егоров. - Возвращаемся, видим, город какой-то притихший. Грозный всегда отличала чистота, а тут по улицам летят бумаги. И люди какие-то подавленные. Что случилось? Война!
Мы прямо с улицы направились в военкомат записываться в армию добровольцами. А там уже толпа, пробиться нельзя. Знаете, когда о патриотизме твердят, это одно, когда же он проявляется вот так, от души, - совсем другое.
Нас выставили, но мы сюда принялись ходить, как на работу. В конце концов, однажды оказались в шеренге, но вместо фронта попали в военное училище. Пехотное. Ах, как там курсантов гоняли, одни сорокакилометровые марши в горы чего стоили! Я же, спортом закаленный, сумасшедшие нагрузки переносил спокойно. Более того, ухитрялся еще и боксом заниматься. Последний раз на ринг вышел тридцатого декабря -на показательный бой с партнером, как сейчас помню, Демидовым. Назавтра же: «Подъем!» - и на железнодорожную станцию. В звании лейтенанта, чем вместе со всеми гордился.
Меня однажды Анатолий Калинин, наш донской мэтр пера, в прошлом фронтовой репортер, спросил: «Ты, Николай, тогда, в 41-м, хоть чуть-чуть сомневался в победе?» И услышал в ответ: «Никогда!» Действительно, нас воспитали в таком духе, мол, пойдем и фашистов быстренько разобьем, какие дела. Но и позже, когда немцы подходили к Волге, к Владикавказу, нас крепко били, истинно гранитная вера оставалась. Любовь к Родине в крови, так мы устроены.
Лишь позже, побывав в кровавом пекле, пришла ясность, с каким сильным врагом сошлись насмерть. И кого в итоге победили.
- На фронт мы, шесть десятков отличников училища из разных рот, ехали в классном вагоне, ехали весело, пели, шутили, - рассказывает Николай Матвеевич. - Нас выпустили командирами стрелковых взводов, думалось, скорее бы в бой. Прибыли в Воронеж, в штаб Юго-Западного фронта, получили назначения.
Я - в 1-ю гвардейскую дивизию генерала Ивана Руссиянова, прославившуюся в битве под Москвой. На месте нам, новичкам, сразу задача: «Ранило командира разведвзвода. Кто пойдет?» Ребята на меня косят, я еще в училище к тому вроде присматривался. Что ж, разведка так разведка, где наша не пропадала.
Первый бой принял одиннадцатого января, взводу приказали уточнить данные и вывести на новые позиции полк. У села по пути нарвались на немцев, нас обстреляли. Таким вышло боевое крещение.
В литературе и кино разведчиков идеализируют и героизируют. Вообще-то правильно, обычный солдат хоть и рискует постоянно жизнью, не так ходит под Богом, как они. Еще разведчик в общем понимании прежде всего охотник за «языками». Тоже верно, но еще есть и засады, и вызов огня на себя, чтобы засечь огневые точки противника. За «языком» мне пришлось ходить лишь раз, и то неудачно - у села, цели рейда, нас выдали собаки своим лаем. Другого довелось хлебнуть вволю.
Должен заметить, в разведку попадали самые отборные. И когда я принял взвод, эти элитные парни приняли меня, восемнадцатилетнего, с пониманием, а ведь среди них были даже те, кто успел побывать и на финской войне. Не последнюю роль сыграла моя спортивность, атлетическая хватка.
Нас, гвардейцев, бросали в самое пекло, на самые опасные участки фронта.
Живого немца увидел нескоро, до того - лишь убитых. А этот вышел к нам сам сдаваться в плен. Помню, в белой каске, белом обмундировании, правда, вовсю заляпанном грязью. У фашистов лучше было с питанием и боеприпасами, того и другого навалом. У нас - зимняя одежда, «романовские» полушубки. Зато после Сталинграда и у нас с оружием проблем не стало. Раньше на роту имели всего по паре автоматов, потом дефицит ликвидировался. Появились и танки Т-34, теперь и воевать можно было получше.
В боях под Харьковом я получил ранение в лопатку и осколок в ногу. На Прибалтийском фронте в Псковской области мы, ведя разведку боем, взяли высоту и ее же обороняли, меня подстерегли ранения в руку и челюсть. Сражались тогда близ пушкинских мест, уже потом ездил туда, посмотрел, повспоминал. И к поэту приобщился, и к боевому своему вчера.
- Будучи начальником штаба, я старался не докладывать сразу о взятии того либо иного населенного пункта, -говорил Егоров. - Не спешил. Ибо вдруг немцы выбьют отсюда, а начальство потребует вернуться любой ценой, цена же эта - горы трупов. Такое случилось, как сейчас помню, под деревеней Лады. Собственно, деревня - сплошные сгоревшие избы с торчащими трубами. Мы наступали по центру, сосед с края прорвался на менее защищенном участке и поспешил вот так доложить о локальном успехе. Вдруг вижу, к нам бежит наш командир роты - разгоряченный, без шапки. Между тем, сам полк отступил, мы приказа не имели, в виду вражеских танков с ящиком гранат заняли круговую оборону.
А командир к нам бежал потому, что его до того призвал к ответу комдив: «Где твои разведчики?» - « Не знаю» -«Лети и найди, не то расстреляю!» На войне нравы крутые, без церемоний.
Потом, когда бой отгремел, в овраге меня вызывает генерал. Он оказался самим Иваном Руссияновым, легендарным комдивом 1-й гвардейской. Произошел небезынтересный диалог. «Ты где был?» - его вопрос. «На высотке»
- «Почему не отступил, как все?» - «Так приказа не получали» - «Что собирался делать?» - «Да высоту оборонять» - «А удержал бы?» - «Не знаю» - «И что бы делал, если бы не удержал?» - «Как-то убежали бы, прорвались». От такой непосредственности он рассмеялся. Напряжение спало. И, представьте, Иван Никитич меня, младшего офицера, запомнил. Когда после войны отмечали 25-летие дивизии в Москве, он меня выделил среди даже командиров полков, пригласил домой, с ним пили чай и вспоминали лихие и одновременно славные годы.
Очередное ранение поставило в 44-м крест на моем боевом пути.
«Надо командовать, а не стишки сочинять», - говорил мне один из командиров.
Надо, не надо, мы в период затишья в землянке читали друг другу вирши, чужие и свои, в госпитале приобщился к запретному Сергею Есенину, его читала нам медсестра. В 43-м стал печататься во фронтовой газете. Однажды в содружестве с другим офицером, композитором, сочинил к его оратории «Марш молодых командиров».
Мирную пору начал журналистом в «Грозненском рабочем» что-то писать. Военные повести, так называемая лейтенантская проза, - это про события 41-го («Осенние костры»), 42-го («Как трудно сказать «прощайте»), 43-го («Взять любой ценой»). По молодости хотел поехать куда-нибудь в Сибирь посмотреть на жизнь, да вышло по-иному. Когда учился в Москве, предлагали даже стать главным редактором «Советского спорта». Между прочим, тот, кто предлагал, браться получить на то «добро» от самого всемогущего идеолога Михаила Суслова.
Якорь же бросил в Ростове. С Доном все связано - и сама судьба, и творчество.
- Спорт у меня почти первый пункт. Почти - ибо есть литература.
Вернувшись в Грозный, занимался гимнастикой, волейболом, боксом, выступал и судил, настольным теннисом. На учебе в Москве ходил на футбол, хорошо помню игру Алексея Хомича и Льва Яшина в столичном «Динамо». Что касается любимого бокса, тогда в центре всего оказывался бой за право быть первой перчаткой в тяжелом весе между Николаем Королевым и Альгирдасом Шоцикасом. Вся страна замирала у радиоприемников, когда шел о том репортаж. В ту пору именно поединки Королева и Шоцикаса приводили в секции по всей державе тысячи мальчишек.
Приезжала в Москву румынка Анжелика Розяну, тринадцатикратная чемпионка мира по настольному теннису публика шла на нее валом.
В Ростове, работая на телевидении, брал интервью у только что приехавших с Олимпиады в Мельбурне баскетболиста Виктора Зубкова и боксера Льва Мухина, серебряных медалистов Игр. Лев сильно позабавил: Пока я разозлюсь, бой заканчивается, а как самому разозлиться, не знаю!» Из других мастеров ринга выделю Грайнера, величайшего технаря, Владимира Енгибаряна, с ним довелось познакомиться лично в Ереване.
Обожал волейбол. В Грозном ходил на «Спартак», выступавший в высшей лиге. В Ростове - на СКА, там больше всего нравились Сергей Филимонов и Валерий Калачихин. У армейцев встретил земляка по Грозному Юрия Булатова, прекрасного «угла», перешедшего из «Спартака» в СКА.
Телерадиокомитет тогда возглавлял Владимир Никитович Понедельник, отец Виктора, футбольного кумира Ростова. Я часто бывал у них в семье, общался с обоими. Виктор являл собой тип спортивного интеллигента - начитанный, театрал, готовый рассуждать на любую тему. В Ростов переехал из Грозного старый знакомый Алексей Алексеевич Еськов, будучи его гостем, многократно общался с, понятно, Алексеем-младшим, Олегом Копаевым, Юрием Шикуновым.
Если брать спортивные пристрастия, по видам у меня это бокс, гимнастика, настольный теннис. Из команд выделю хоккейный ЦСКА поры Анатолия Тарасова, женское московское «Динамо» и мужскую сборную сейчас. Из спортсменов для меня остается непревзойденной Людочка Турищева, великий бегун Владимир Куц, боксер Евгений Огуренков, пожалуй, еще богатырь «железной игры» Василий Алексеев. Из тренеров - наставники легкоатлетов Рифат Умитбаев и Тимофей Прохоров, а также волейбольное чудо Виталий Зенович, еще Станислав Жук у фигуристов.
В какой-то момент по причине ранения в живот и операции не мог толком двигаться, о спорте вроде и речи не шло. Вес достиг ста пяти килограммов. Лекарством стала ходьба, в частности, зимой по льду шел на Зеленый остров и обходил его по круговой. Еще выручил бег. Приходил на стадион «Труд» и выполнял намеченную беговую программу. Там меня заметили Рифат Умитбаев и Тимофей Прохоров, давали ценные советы. Их ученики, скажем, известный шестовик Николай Кейдан, приняли меня, как своего. В итоге не только подтянул вес к норме, еще и выступал на знаменитом кроссе с призами газеты «Правда» - два раза в Москве, раз в Кишиневе. Не побеждал, зато личные рекорды неизменно улучшал.
