Бег с барьерами по дистанции жизни

13.07.2019
Евгений Серов
Тимофей Прохоров со знаменитой прыгуньей в высоту Тамарой Быковой
Тимофей Прохоров со знаменитой прыгуньей в высоту Тамарой Быковой
29 января исполнилось сто лет со дня рождения Тимофея Васильевича Прохорова – легенды донской легкой атлетики, поистине выдающегося наставника, заслуженного тренера СССР, воспитавшего огромную плеяду подданных «королевы спорта»: двух заслуженных мастеров спорта, 9 мастеров спорта международного класса, более 30 мастеров спорта, 17 членов сборных СССР и России, одного заслуженного тренера Союза и двух – РСФСР.

Прохорову, ушедшему из жизни в 2012 году, одну из глав своей книги «Тысяча и один репортаж» посвятил обозреватель «ОВЮР» Евгений Серов. Сегодня, в день юбилея мэтра, предлагаем вам выдержки из этого рассказа о легендарном Тиме.

Тревога

Довоенные 30-е годы для Ростова – кипучая пора спорта. В частности, легкоатлетического. Тимофей Прохоров выбрал прыжки с шестом. Впрочем, тогда на узкой специализации никто не замыкался – у него получались и тройной прыжок, и двухсотметровка, и мяч был послушен на баскетбольной и волейбольной площадках. До спортивного профессионализма, как ныне, было далеко, как до Луны. Параллельно Тимофей ломал голову, кем стать – медиком либо специалистом физвоспитания. Медицина взяла верх.

Тут подоспел призыв в Красную армию. Дело престижное. Тогда царил культ военных, влекла к себе романтика «сталинских соколов», пограничников, танкистов, артиллеристов, даже пехотинцев. В ряды «царицы полей» Прохоров и попал.

В 41-м ему предстояла демобилизация. В планах – сдать экзамены пропущенной сессии в институте, потом пеший поход по Крыму, опять же любимый спорт, спорт, спорт.

Часть подняли по тревоге. Погрузили в эшелоны, отправили по маршруту Ростов – Белая Церковь на Украине. Тимофей сунулся к начальству: а как, мол, с предстоящей в Нальчике спартакиадой Северо-Кавказского военного округа, к которой готовились? Отмахнулись: какая там спартакиада, не понимаешь, что происходит?

22 июня днем средний командирский состав (Прохоров был помкомвзвода) собрали в лесу в палатке. Слушать речь Вячеслава Молотова. Фашистские снаряды и бомбы разнесли облака безмятежности в клочья.

Вяземский котел

В сознании людей роковой 1941-й что-то переключил. Пропагандируемого лихого контрмарша по владениям агрессора явно не получалось. О рубежах на границе уже и речи не шло, ведь на седьмой день немцы взяли Минск, это казалось невероятным. Сводки Информбюро особой ясности не вносили.

Часть Прохорова, оказавшись во втором эшелоне, потихоньку двигалась к местам ожесточенных боев. Пока подтягивалась, танковые клинья немцев рвались навстречу по шоссейным магистралям. Приходилось рокадными дорогами пробиваться к складам с горючим, боеприпасами, вести бои на растянутых коммуникациях противника, уничтожать диверсантов, десанты.

Шло знаменитое сражение под Смоленском, цитадели на пути врага к Москве. После кровопролитных боев порядки советского фронта окончательно разорвались, пришлось отступать под Вязьму. Прямо в печально известный «мешок» окружения.

Зловещий номер 22463

Полк разбит, немецкие автоматчики, прочесывавшие лес, в блиндаже нашли Прохорова, контуженного.

Плен. Что может быть страшнее?

Дальше были сборный пункт под Белостоком. Побег. Штрафной лагерь. Еще побег. Тюрьма в том же Белостоке. Наконец, фабрика смерти «Штутгоф» под Гданьском, по ужасам калибра Бухенвальда или Освенцима.

Забор с проволокой под током. Трехъярусные нары. Седьмой блок, седьмая камера, седьмая рота. Тут вспомнилось, в Ростове Прохоров жил на Ворошиловском в доме 77. «Семерка» – символ бытия или смерти, было о чем поразмышлять в тяжелые ночи.

В том аду выживали лишь отчаянно везучие либо физически крепкие. Типа Прохорова. Хотя имела место и чистая лотерея, когда однажды после отбоя подняли всех, выборочно по счету нескольких расстреляли. Косая хищница опять прошла мимо. Может, та самая колдовская «семерка» выручила?

Лагерный номер у него на руке остался навсегда – 22463. И в памяти – лающие команды пленивших его автоматчиков, жесткие окрики эсэсовцев.

СМЕРШ и… джаз

В 1945-м чуть полегчало. Фронт надвигался с востока, безжалостных эсэсовцев в лагере сменяли пожилые охранники – в думах, как бы самим ноги унести. Заключенных нередко посылали на внешние работы. И однажды вот так на судоверфи при налете американских бомбардировщиков Прохоров рискнул бежать. И произошло чудо: в развалинах, где прятался, встретил советских корректировщиков-артиллеристов.

В Америке, мы знаем, побывавших в плену привечают, как героев. Вождь народов Сталин в Стране Советов готовил таковым, по его терминологии «предателям», иную участь – Сибирь.

На что-то рассчитывать узнику четырехлетия Прохорову не приходилось. Тогда и вмешался судьбоносный случай, один, возможно, на сто тысяч. Мрачный лейтенант-смершевец, к кому Прохоров попал на проверку, оказался ростовчанином, более того, в беседе, трансформировавшейся из допроса, припомнили общего знакомого, игравшего в довоенном городском джазе. «Путевку» в Сибирь сменило направление чекистом в запасной фронтовой полк, оттуда – в действующий. Тимофею Васильевичу удалось еще повоевать, встречаться с американцами на Эльбе и даже, отъевшись, приведя себя в норму, состязаться с ними в Берлине на международном армейском турнире по прыжкам с шестом на этапе «шведской» эстафеты.

«Волчий билет»

Я сам хорошо помню в анкетах отдела кадров такой пункт: «Находились ли вы или ваши родственники в плену, на оккупированной территории?» Меня лично такое, к удаче, обошло, зато каково было тем, кто не по своей вине пережил и первое, и второе, особенно тот самый злополучный плен. Они, по сути, получали в трудоустройстве «волчий билет». Прохорова, допустим, никуда не принимали целый год. Доходило до отчаяния.

Помог опять же случай. Директор детско-юношеской школы № 1, которую, кстати, к чести Ростова открыли в 44-м, когда война еще гремела, Петр Акимович Данилкин рискнул взять Тимофея Васильевича в штат. Для «конспирации» – на подработку, фактически врачом плюс группа подготовки легкоатлетов.

Здесь тучи в известной мере развеялись. Он наконец нашел свое истинное призвание. Ребята к Тиме, как его по-доброму называли, тянулись. И не зря: на его занятиях никогда скучно не бывало. То выбирались из привычного зала на пляж, то в рощу, по утверждению наставника, с каким-то целебным воздухом, так исподволь привыкали к повышенным нагрузкам. Группа как таковая являла собой клуб с универсальными интересами, спорами о музыке, кино, книгах, даже о политике и экономике. И сам тренер – образец педагога: всегда подтянутый, корректный, интеллигентный и, казалось, все на свете знающий, к тому же еще острый на язык и не упускающий в перспективном становлении питомцев ни единой мелочи.

Разумеется, кино, книги – дело толковое, да ведь главное в спортшколе не это, а результаты. Они в конце концов пришли. И какие!

Взгляд насквозь и глубже

Когда к прохоровцам, уже заявившим в Ростове о себе на полную мощь, однажды приблудился невероятно тощий, будто прозрачный мальчишка, все откровенно смеялись, коллеги пожимали плечами. Как Тима что-то в нем разглядел – его секрет и потрясающая интуиция, но сей шкет вырастет в олимпийца Рима, там первым из советских барьеристов-спринтеров пробьется в финал, займет почетное шестое место. Имя ему – Валентин Чистяков.

– Валька, наверное, самый любимый из учеников,– размышлял Тимофей Васильевич. – Нет, они все мне дороги и любимы, просто Чистяков дался труднее других.

Первых олимпийцев Ростова подготовили к Хельсинки-52 сподвижники Прохорова Адольф Герчес и Николай Пустовойт, это были спринтеры Флора и Михаил Казанцевы, прыгун в длину Николай Андрющенко. Достойный ряд продолжил в Риме-60, как выше сказано, Тимофей Васильевич, в Токио-64 к Чистякову добавился другой барьерист Александр Контарев. В барьерах у Прохорова выросли еще классные мастера – мировой рекордсмен Александр Морозов, Эдуард Переверзев, в прыжках с шестом – Игорь Журковский, Бронислав Иванов, блистательный Николай Кейдан, чемпион СССР среди юношей Геннадий Меликьян. Параллельно и вроде как для разнообразия им подготовлен чемпион страны по прыжкам в длину Владимир Скибенко.

Барьеры, шест – особо технически сложные дисциплины, тут, шлифуя класс, без собственной творческой платформы далеко не пойдешь. В чем секрет прохоровских достижений? Тщательная отработка элементов – раз, союз с наукой и медициной – два, в виде подспорья – культура, интеллект спортсменов – три. Комплексная триада.

Любопытно, у Прохорова масса чемпионов России и Союза среди юниоров, и практически никто, переходя во взрослый разряд, не пропадал, наоборот, прогрессировал. Знающие в спорте толк понимают, как такое важно.

Его специализация – больше мужчины. Из женщин у него начинала Светлана Гончаренко, потом многолетняя сборница, призер Олимпиады в Сиднее. С ним консультировалась великая Тамара Быкова.

Когда я готовил интервью к 85-летию Тимофея Васильевича, вот что услышал: «Есть у нас Юлечка Гущина, уверен, далеко побежит, до Европы и мира». Мэтр чуть ошибся – через пятилетку упорного труда Юлия Гущина «добежала» до «золота» и «серебра» олимпийского Пекина-2008. Прохоров увидел ее триумф – его не стало четыре года спустя.

Рубцы на сердце

Сказать, что путь верноподданного «королевы спорта» на Дону был усеян розами, не берусь. Да, ярко светили олимпийские Рим и Токио, да, дважды он назывался лучшим тренером Союза, да, его авторитет буквально гремел. Но, увы, одновременно без шипов не обходилось.

Уезжали в Москву самые перспективные ученики – Валентин Чистяков, Александр Морозов, Эдуард Переверзев. Не от тренера – за птицей удачи.

Уезжавшие между тем связи с учителем не теряли. Чистяков, к примеру, каждый подготовительный период проводил у Прохорова в Ростове, за советами постоянно подъезжал Морозов. Тимофей Васильевич, конечно же, помогал парням всей душой, а вот что в ней, душе, творилось, можно лишь предполагать. Оно твое, родное, выстраданное – и фактически не твое.

Та же Юля Гущина, найденная в Волгодонске и им выпестованная, пройдя школу Прохорова, высшие награды получила под началом столичного специалиста. Это не в осуждение, разное случается, просто факт остается фактом.

Тем не менее все подобное чепуха по сравнению с теми ударами судьбы, которые Тимофею Васильевичу пришлось пережить.

Морозов – красавец, барьерная надежда страны, трагически погиб, приехав домой на короткую побывку. В тот день поиграл за Доном с прохоровцами нового поколения в футбол, куда-то спеша, поймал машину, и в нее врезался (вот ведь черная ирония) катафалк.

Чистяков разбился в автокатастрофе, будучи за рулем собственного авто.

Безвременно умер Контарев.

Тут вариант отца, потерявшего любимых сыновей и вынужденно идущего по жизненной тропе без них, только с воспоминаниями.

И рубцами на сердце. Ведь они живы в памяти и роскошно стелющимися над барьерами экстра-мастерами, и зелеными пацанчиками, робко пришедшими к нему когда-то в зал, на стадион. По сути, выпестованными, словно заботливой нянькой.

Добившись в спорте определенных успехов, его питомцы не затерялись, завершив карьеру. Многоборец Геннадий Скиба возглавлял Торгово-промышленную палату Ростовской области, Дмитрий Костоглодов – профессор крупнейшего экономического вуза РИНХ, Виталий Лукьянов – академик технического университета. Владимир Скибенко, как и Тимофей Васильевич, закончил медицинский институт, Геннадий Кубликов, к сожалению, рано ушедший из жизни (тоже сердечная зарубка), пошел по стопам учителя, став отличным тренером, создав свою творческую школу шестовиков. Уже хрестоматийным можно считать, что из группы Прохорова вышел в будущем министр Правительства России Геннадий Меликьян.

Сажая по деревцу, мэтр вырастил буйный рукотворный лес.

Print Friendly, PDF, Email